Понятие утилитаризма. Обзор истории утилитаристской этики

Утилитаризм (от лат. utilitas – польза) – направление в этике, исходящее из основополагающего принципа полезности и получившее классическое выражение в работах британских философов XVIII–XIX вв. И. Бентама, Дж. Ст. Милля, Г. Сиджвика. Это наиболее влиятельная версия консеквенциализма – нормативной этики, в которой моральная правильность действия определяется характером его последствий. Утилитаризм противостоит неконсеквенциалистским нормативным программам (деонтологической этике и этике добродетели), а также другим версиям консеквенциализма, где за основу моральных оценок принимают не только пользу, или полезность, но и другие блага, такие как моральное или эстетическое совершенство личности, объективная полнота (качество) человеческой жизни, уровень соблюдения прав в обществе и т.д.

Общая структура утилитаризма как нормативной программы определяется следующими утверждениями. Во-первых, существует единственное благо, имеющее значение с точки зрения морали. Это польза, или полезность, которая может отождествляться со счастьем, удовольствием, благосостоянием, удовлетворением желаний, удовлетворением предпочтений или реализацией интересов индивидов. Во-вторых, это благо может быть измерено и подлежит суммированию (агрегации). Суммирование полезности может проводиться на уровне отдельного индивида или групп разного масштаба, в том числе всего человечества или всей совокупности чувствующих (шире – живых) существ. Соответственно, на основе анализа приращений полезности и ее потерь может быть зафиксирован некий итоговый индекс, относящийся к индивиду или к совокупности индивидов на определенный момент времени. В-третьих, суммирование полезности применительно к группам людей предполагает, что уменьшение полезности, затрагивающее одного человека, может быть скомпенсировано увеличением полезности, затрагивающим другого (это же правило действует в отношении других живых существ). В-четвертых, применительно к людям каждая порция полезности имеет равную значимость, вне зависимости от того, какой человек ее получает. Соблюдение подобного равенства является императивным требованием при определении суммированной полезности. В-пятых, приращение суммированной полезности делает мир лучше. В-шестых, выбирая между альтернативными действиями или различными системами норм, нужно исходить из того, какие из них обеспечивают наибольшее приращение суммированной полезности. Общим программным принципом утилитаризма является требование содействовать наибольшему счастью (удовольствию, благосостоянию, удовлетворению предпочтений, реализации интересов) наибольшего количества людей (важным обобщением утилитаристской нормативной программы считается формулировка А. Сена [Сен, 2004, 76‒77], общие обзоры утилитаристкой этики [см.: Lyons, 1965; Scarre, 1996; Mulgan, 2007; Bykvist, 2010; Eggleston and Miller (eds), 2014; Crimmins (ed.), 2017].

Когда идет речь об «утилитаристской этике», часто имеется в виду не только утилитаристская нормативная программа, но и этические концепции тех мыслителей, которые придерживались и придерживаются этой программы в целом. Однако такое употребление понятия не совсем корректно. Философы-утилитаристы предложили собственные решения целого ряда фундаментальных метаэтических проблем, среди которых: природа морали, источник обязательности моральных требований, специфика моральной мотивации. Но в этом отношении их воззрения очень неоднородны и не связаны напрямую с поддержкой принципа полезности. В порядке обобщения можно выявить лишь некоторые более или менее устойчивые тенденции; значительная часть сторонников утилитаристкой программы тяготеет к одним и тем же способам решения перечисленных проблем. Но не более того. Поэтому утилитаризм следует считать феноменом именно нормативной этики.

Хотя в качестве целостной нормативной теории утилитаризм сформировался в конце XVIII – начале XIX вв., отдельные его элементы присутствовали в этической мысли, начиная с античного периода (среди них – гедонистическое и эвдемонистическое понимание блага индивидов, идея фундаментального этического равенства всех людей, суммирование интересов при определении контуров общественного блага). Первые формулировки принципа полезности, или принципа наибольшего счастья, встречаются в новоевропейской философии рубежа XVII–XVIII вв. Первые концепции, в которых вся система моральных обязанностей опирается на этот принцип, появляются в XVIII в. внутри британской теологической мысли – так называемый «теологический утилитаризм» (наиболее известные представители – Дж. Беркли [Беркли, 2000]; Дж. Гэй [Gay, 1731]; У. Пэйли [Paley, 1832] (см.: Albee, 1962, p. 74‒98, 132‒182; Scarre, 1996, p. 60‒66; Rosen, 2003, p. 131‒143; O’Flaherty, 2019). Принцип полезности лежал также в основании светской этики французского просветителя К.А. Гельвеция [Гельвеций, 1974, с. 123; см.: Rosen, 2003, p. 82‒96]. Первым представителем классического утилитаризма принято считать И. (Дж.) Бентама, который, соединив гедонистическую моральную психологию и расчеты коллективного счастья, сделал их синтез основой для выбора оптимальной структуры общественных институтов [Бентам, 1998; об этических воззрениях Бентама и их политико-правовом выражении см.: Halevy, 1952; Hart, 1983; Kelly, 1990, Postema, 2019; Schofield, 2019]. Дж. Ст. Милль попытался трансформировать теоретическое наследие Бентама в сторону меньшей механистичности моральных расчетов, более богатого понимания ценностей, наполняющих смыслом человеческую жизнь (идея качественного различия между удовольствиями), и признания важности индивидуальных прав и свобод [Милль, 2013; об этике Милля см.: Lyons, 1994, Gray, 1996; Crisp, 1997; West, 2004; West (ed.), 2006; Eggleston, Miller, Weinstein (eds), 2011; Brink, 2013]. Третий представитель классического утилитаризма Г. Сиджвик поместил утилитаристскую программу в контекст широкого исследования морали и практической рациональности. Осуществляя этот проект, он показал, что утилитаризм является самым корректным выражением этики, ориентированной на благо другого, но при этом не является единственной разумной нормативной программой. Наличие у него не менее обоснованной альтернативы – рационального эгоизма – формирует, по Сиджвику, неустранимый дуализм практического разума [Sidgwick, 1962; о моральной философии Сиджвика см.: Schneewind, 1977; Nakano-Okuno, 2011; De Lazari-Radek, Singer, 2014; Crisp, 2015].

В течение двух первых третей XX в. происходило превращение утилитаризма в доминирующую модель нормативной этики внутри англосаксонской философской традиции. Однако с 1970-х гг. он утрачивает это положение под ударами критики со стороны деонтологической этики и этики добродетели. В ходе этой полемики утилитаристская этика столкнулась с обвинениями в том, что она а) санкционирует нарушения любой нравственной нормы при условии значительного благотворного эффекта таких нарушений; б) неспособна защитить интересы и потребности отдельной личности при их столкновении с коллективным (суммированным) интересом; в) не может отразить значимость индивидуализированных связей и привязанностей для моральной жизни; г) исходит из того, что моральная оправданность действия определяется его соответствием принципу, а не установками и свойствами личности деятеля; д) создает зависимость моральной правильности поступков (а значит и моральной правоты деятеля) от заведомо ненадежных прогнозов в отношении будущих событий (ключевые критики утилитаризма: Г.Э.М. Энском [Энском, 2008], Дж. Ролз [Ролз, 2010, с. 37‒38], Б. Уильямс [Williams, 1973], М. Стокер [Stocker 1976], Т. Скэнлон [Scanlon 1982]).

Философы-утилитаристы предложили свои ответы на критику, дополнив и изменив свою нормативно-этическую традицию, однако это не позволило утилитаризму вернуть то положение, которое он занимал ранее. Современный утилитаризм глубоко дифференцирован в связи разным пониманием его сторонниками нескольких проблем. Во-первых, проблемы предмета, который подлежит проверке с помощью принципа полезности. Этот вопрос разделил утилитаристов на утилитаристов действия, требующих от морального деятеля ориентироваться на количество пользы, произведенной каждым его поступком (Дж.Дж.К. Смарт [Smart, 1967], П. Сингер [Singer, 1972]), и утилитаристов правил, которые считают, что моральный деятель должен следовать таким сводам правил, всеобщее исполнение которых увеличивает суммированную полезность, и пренебрегать при этом последствиями отдельного поступка (Р.Б. Брандт [Brandt, 1992, p. 111‒137], Д.Ч. Харсаньи [Harsanyi, 1977], Б. Хукер [Hooker, 2000]). Во-вторых, проблемы содержания понятия «полезность». Этот вопрос привел к появлению гедонистического утилитаризма, отождествляющего полезность со счастьем или удовольствием (поздний Брандт [Brandt, 1992, p. 158‒178], Т. Тоншо [Tannsjo, 1998, p. 63‒95]), и утилитаризма удовлетворения желаний и предпочтений, пытающегося преодолеть субъективность понятий «счастье» и «удовольствие» (Харсаньи [Harsanyi, 1993, p. 115‒126], Сингер [Singer, 2011, p. 76‒81]). В-третьих, проблемы нормативного содержания принципа полезности. Ключевым спором в этой области является спор утилитаризма совокупной полезности, предполагающего простое суммирование всех положительных и отрицательных переживаний или удовлетворенных и неудовлетворенных предпочтений, с утилитаризмом средней полезности, требующим делить эту сумму на количество тех людей, чьи переживания или предпочтения подверглись сложению (об этом споре см.: Sikora, 1975; Pressman, 2015).